…
Как мне избежать столпотворенья,
Как мне написать стихотворенье,
Где бы свет главенствовал над тьмою
Даже и метельною зимою…
Как мне написать стихотворенье
О любви – Господнем одареньи,
Где бы я любил, меня любили,
А не поднимали клубы пыли,
Требуя то это, а то это
В мире, где любовь на крест воздета,
Где бледны, а не белы березы,
А иконы источают слезы…
Как мне написать стихотворенье…
…
Я думал, мы будем всегда,
Состаримся лишь постепенно,
Но вот набежали года,
Вскипела косматая пена.
Так где же мы, где же мы, где? –
Кругом царство духа иного.
Мы пишем пером… по воде
Свое сокровенное слово.
Колеблется слово, дрожит,
Смывается светлой волною,
Оно до тебя добежит,
На миг отодвинет иное.
Но снова надвинется тьма,
Неявное, смутное что-то.
Сойти очень просто с ума
Среди грабежа и расчета.
С наскоку взяла города
Лихая нечистая сила…
Казалось, мы будем всегда,
Ведь нас на два века хватило!
…
Нет, я криком кричать не хочу.
Хоть напуган Руси нищетою,
Что воспрянуть ей не по плечу, -
Поглядите – в ней брезжит святое!
В этих девичьих брезжит глазах
Из-под ярких платочков, косынок,
Каждый юноша строг, словно инок,
Пред иконами в светлых слезах.
Это все среди свиста, галопа
Молодежного в нищей стране:
Мол, смотрите, мы тоже Европа,
Мы с Европою щас наравне!
Иль с Америкой – нам все едино,
Аллилуйя для нас – а-ля-ля!
Я взираю, как пляшет детина
Да не Муромец этот Илья.
Но колышется крестик нательный
Стуком сердца: я жив, и жива
Русь моя, и больна не смертельно –
Да развеется злая молва!
…
Погромыхивало, сверкало,
Уходило не торопясь,
Вдруг опять вблизи возникало
Раскаляясь, гремя, змеясь.
То – уставшее от накала,
Лето с солнцем теряло связь.
Связь теряю я с летом тоже;
Под лавиной солнечных стрел
Был я летом себя моложе,
Снова осенью постарел.
Но и осень не очень давит –
Неожиданно среди туч
Промелькнувшую ласку дарит
Драгоценный солнечный луч.
Словно это взяток пчелиный, -
Мал, но щедр в золотом огне,
Он стремительно и былинно
Застревает, звенит во мне.
Сколько там на часах осталось?
Паутинки блуждает нить…
Нынче света каждую малость
В сердце надобно сохранить.
…
Я с Волгою до будущего года
Простился, не подумайте – слюнтяй,
И вот в стихах прощаюсь – враз погода
Переменилась – все-таки сентябрь.
А утром было тихо и прохладно,
Под солнцем пляж был храмом бытия,
Светило солнце бережно, не жадно,
Его всем существом воспринял я.
И мне бы эту каплю золотую
Сквозь осень и сквозь зиму пронести, -
Пускай метели кружатся, лютуя,
И держат мир во тьме и взаперти!
О Волга, на твоем осеннем пляже
До скрипа утрамбуется песок,
И будет падать солнечная пряжа
Сквозь тучи иногда – наискосок.
И буду, как всегда, бродить вдоль кромки
Воспринимая этот краткий блеск
И слушать набегающий и ломкий
Твой голос, Волга, стеклянистый плеск.
И вспоминать друзей – живущих ныне
И отошедших за метель-пургу,
И мне расскажет водная пустыня
О жизни их на дальнем берегу.
Чего не разберу – домыслю в строках:
Что уходить – не значит умирать…
О Господи, вся жизнь в отрезках, сроках,
Хочу единой, как вот эта гладь!
Текущая спокойно, величаво,
Родительница грез и книг.
И нипочем ей ни позор, ни слава,
Она мощна, как лава, между них!
Песок прибрежный гладит осторожно,
И вижу вдруг сквозь вековую мглу,
Как воины какие-то тревожно
Трубят на первобытном берегу.
БАБЬЕ ЛЕТО НА ВОЛГЕ
Вновь Господь с поднебесной полки
Солнца пригоршню зачерпнул,
Снова бабье лето на Волге,
В парусах ветра ровный гул.
И вода не совсем остыла,
Лишь прохладен речной песок.
Я иду, в лете бабья сила,
Солнце светит упрямо в висок.
И у самой кромки опять я
Встану, возрасту вопреки,
Вновь почувствую бабьи объятья
Солнце позднего и реки.
И плыву я, в восторге полном
От того, что решился плыть
По осенним, по жгучим волнам
Проявив молодую прыть.
…
Краешек бабьего лета,
Завтра наступят дожди.
Главная песня не спета…
Друг мой, споешь, погоди!
Близится время Покрóва,
Светится храм Покровá,
Будет и новое слово,
Зимние лягут слова.
Только все то же, любезный
Брезжит в мелькании дней:
То же стоянье над бездной
И воспаренье над ней.
Так я к себе обращаюсь,
Тихо шепчу: «Подожди…»,
С летом я бабьим прощаюсь
И окликаю дожди.
…
Я к русской осени приехал,
К родимой средней полосе,
По ярким кленам – по застрехам –
Деревья, вижу, живы все.
Покуда жив и я – и слово
Могу покамест произнесть
Во здравие всего живого,
Которое под Богом есть.
Живет и смерти не боится,
И я не верю, что помру,
Как эта елка или птица,
Или береза на юру.
Но я, шагая мокрым логом,
Справляя жизни торжество,
Недаром произнес «под Богом», -
Незнаем Промысел Его.
А оттого еще любезней
Мне эти отчие места,
Что не противоречат бездне
Ни дух земной, ни красота.
ОСЕНЬ В ГОРОДЕ
Осень в городе, это не внове,
Он не нов, это сумрачный вид.
Замедляясь, движение крови
О несбывшемся мне говорит.
Только вдруг невзначай, почему-то,
Вопреки даже сердцу в груди,
Наступает такая минута,
Что хорошее все – впереди.
Потому ль, что к теплу неуклонно
Тянет душу, а значит, к весне,
Потому ли, что листья у клена
Облетели от ветра не все…
Пятипалые листья так алы,
Что затеплили в сердце свечу…
У осеннего клена устало
Постою, помолюсь, помолчу.
ВИТАЕТ ТЬМА…
Витает тьма меж русскими людьми,
Их разделяя, замутняет очи,
И все короче дни, длиннее ночи, -
Зима, ее душой своей корми.
Витает тьма меж русскими людьми,
Но молодежь ее не замечает,
Она сама в себе нужды не чает,
Достаточно ей плясок и любви.
Но вот зима, ее душой корми,
Не то засыплет равнодушным снегом,
Порвется нить, связующая с небом;
Витает тьма меж русскими людьми.
Склоняется над сирыми детьми
Печальными очами Приснодева.
И нас, слепых, средь вьюжного напева,
Владычица, очами обними!
И нас, слепых, очами обними,
А то совсем нас вьюги укачали…
Да будет Слово, как всегда, в начале!
…Витает тьма меж русскими людьми.
…
Я не знаю, о чем писать,
Рвать ли мне принародно жилы…
Смута нынешняя печать
На уста мои наложила.
Этой смуте 15 лет,
Окончания я не вижу,
Излучать свой яростный свет
Можно лишь в угоду престижу.
Но какой же сейчас престиж
Стихотворной звенеть строкою,
Коль читателей – с гулькин… шиш,
Да и тех я зря беспокою.
Где же прежний души накал!
Все я вижу и все я слышу…
Возраст мой меня затолкал
В безъязыкую эту нишу.
Я, наверное, уже старик,
Коль согнуло меня молчанье.
Вместо слов – вдруг внезапный вскрик
Иль томительное мычанье…
…
Не пойму, почему я грустил,
Когда было годков мне поменьше,
И хватало желаний и сил
На стихи, на поступки, на женщин…
Мне бы впору сейчас загрустить,
Поминая померкшие лица,
Всех обидчиков разом простить,
Но покуда ни с кем не проститься.
Ты привыкла быть рядом со мной
И, надеюсь, теперь не отпустишь
В эти дали, где свет неземной
Или… просто забвенье и пустошь…
Только все же томит меня грусть,
Отягчает нечаянно душу.
Положи мне головку на грудь,
Мое громкое сердце послушай.
И скажи, не трубит ли труба,
Ну а если трубит – то как долго
Мне дарить будут жизнь и судьбу
Этот город, и горы, и Волгу?
+40˚ С, САМАРА
Мы все купались на Илью пророка,
Жарищу несусветную кляня,
Но зоркое с небес смотрело око,
Как мне казалось, только на меня.
Илья, когда же мощною десницей
Ты приподымешь на дыбы коня,
Чтоб нам услышать грохот колесницы,
Увидеть спицы быстрого огня?!
Библейские не могут минуть сроки,
Но почему же в этот жар и чад
Могучие небесные пророки,
Как будто испытуя нас, молчат?!
…
Пестрый дятел в грудь мне постучал,
И желанья прежние воскресли,
Ну а то совсем я одичал,
Сидючи с газетой в мягком кресле.
Забываю дружества слова,
О любви и говорить не стоит.
«Светлая пустая голова», -
Может, скажет будущий историк.
И брожу по тропке я в лесу,
Оступаюсь иногда по пояс,
И дрожат снежинки на весу,
Если пробежит электропоезд.
Я губами эту пыль ловлю,
Все лицо в слепящей этой пыли…
Пестрый дятел, я тебя люблю,
Вновь душа и в радости и в силе!
...
Посмурнело, большие сугробы жестки,
По тропинке скользишь наугад.
Наступило предчувствие зимней тоски,
Но и чую: грядет снегопад!
Если даже не будет его, все равно
Ожидание душу смягчит,
Верить в лучшее нам от рожденья дано,
Не Господь ли вручил этот щит!
Сомневаясь, мы верим, но будет крепка
Вера внуков на зимней Руси!
… То ль метель, то ли ангела машет рука,
То ли гуси трубят в небеси…
…
Почему стала в тягость зима?
Как бодрили ее снегопады!
Даже эта вот ранняя тьма,
Коей ныне мы вовсе не рады.
Я себя называю на «мы»,
Видя сверстников скушные лица;
И не солнышко ясное снится,
А громадное чудище тьмы.
Но сегодня вдруг красный закат
На полнеба – предвестье мороза,
Словно уж не вернется назад
Тьмы декабрьской гнетущая проза.
Нет, вернется. Но свет этот так
Всемогущ, с синевой вперемежку.
Что оставил он красную вешку
Прямо в сердце сквозь холод и мрак.
И живу с этим красным цветком,
Вновь перо прикоснулось к бумаге.
Да пребуду и дальше во благе,
Полнокровною жизнью влеком!
…
Снегири прилетели, но их не видать,
Лишь слышны голоса иногда,
И подсела, скукожилась зимняя стать,
Старикам эта наледь – беда…
Как хочу я в окне увидать снегиря,
Чтоб на ветке качался, стервец,
Чтобы пел, что его породила заря,
Что придет снегопад наконец.
И на наледь, старушечью эту беду,
Белопенные лягут снега…
Ничего не хочу, никуда не иду,
Только память одна – ни о чем, ни о ком,
Только слабый мерцающий свет…
Нет – о том, как вдоль речки бегу босиком
Я, малец, никакой не поэт.
Иль о том, как я вижу в окне снегиря,
Ну а в печке пылают дрова,
И зима холодами не давит зазря,
И рождаются полу-слова.
Не слова еще – полу, марать ими лист
Никакого хотения нет.
Я лежу на диване и слушаю свист
Снегиря, я школяр, не поэт.
Так бы мне и остаться, не ведать вовек,
Как рождается слово в поту,
Снегирю бы внимать сквозь искрящийся снег,
Золотую копить немоту.
ВОРОНА
Над рвущим душу маршем похоронным,
Над трауром, где золотилась нить,
Летела равнодушная ворона
В надежде где-нибудь перекусить.
Вождя очередного на лафете
Везли туда, откуда нет пути,
Но все смотрели – взрослые и дети –
На ту ворону, Господи прости!
Она была летучим темным знаком,
Что исключенья нету для вождей,
И… для тебя, хоть ты поставил на кон
Весь дар свой… Поиграй им, повладей!
Но что-то в рассужденьи не сходилось:
Хоть всем нам путь в безвыходную тьму,
Твой дар ниспослан был как Божья милость,
Как теплый луч Господень. А – ему?..
…
Что-то из души пропало,
Рифмы есть, но нет души,
Ну а рифм, конечно, мало,
Хоть ты день и ночь пиши.
Может, возраст? Я не знаю,
Словно от себя отвык…
Ах, душа моя больная,
Обрети былой язык!
Обрети свои печали,
Возврати свою любовь
К снегопадам, что качали
Мое сердце вновь и вновь!
Эти зимние качели
Расхотели раскачать,
Эти быстрые недели, -
Им одна лишь память вспять.
Не качели – ветер в спину
Гонит, гонит – а куда?
Воет, воет: «Я ль не скину
С плеч твоих твои года!
И опять вернешься, милый,
К изначальному нулю!»
«Не страшай меня могилой,
Я покуда жизнь люблю!
Я люблю ее закаты,
Хоть восходы мне милей…»
Повернул… Куда, куда ты?
Ветер, ветер, дуралей…
…
Оживает потихоньку лес
После лютых и глухих морозов,
И синичий перезвон воскрес,
И снегирь всей грудью важно розов.
Ах душа печальная моя,
Вроде бы и ты порозовела,
В снегопаде выпрямилось тело,
Силу страсти в сердце затая.
Значит, я могу еще любить,
Любоваться женщинами страстно,
Значит, я могу еще лепить
Образ недоступный и прекрасный.
И страдать у стройных ног не той,
Кою мое сердце сотворило.
Пусть и так, я нынче холостой,
Зазвенела молодая жила.
… Что же это я наговорил?
Господи, язык мой – враг мой, право…
Но беда ли, если свет мне мил,
И мила еще страстей отрава.
…
Белесыми стали и ветви и ветки,
Туман, предвесенье, и нервы шалят,
Однако и солнца набеги нередки,
И помнится девичий пристальный взгляд.
Тебе ли робеть от внезапного взгляда,
Когда не указ ныне годы твои…
Но все-таки тонкая блещет преграда
Меж ней и тобой… на бумаге твори.
Но можно ли то сотворить на бумаге,
Что бьется в груди горячо-горячо?..
Бумагу прожгу я слезами отваги,
Коль быть молодецким не в силах плечо.
Отвага моя вся в слезах изольется,
Хотя не слезинки не выдавлю я,
И солнцем пространство в груди отзовется,
И мерно продолжится шаг бытия…
Как мне избежать столпотворенья,
Как мне написать стихотворенье,
Где бы свет главенствовал над тьмою
Даже и метельною зимою…
Как мне написать стихотворенье
О любви – Господнем одареньи,
Где бы я любил, меня любили,
А не поднимали клубы пыли,
Требуя то это, а то это
В мире, где любовь на крест воздета,
Где бледны, а не белы березы,
А иконы источают слезы…
Как мне написать стихотворенье…
…
Я думал, мы будем всегда,
Состаримся лишь постепенно,
Но вот набежали года,
Вскипела косматая пена.
Так где же мы, где же мы, где? –
Кругом царство духа иного.
Мы пишем пером… по воде
Свое сокровенное слово.
Колеблется слово, дрожит,
Смывается светлой волною,
Оно до тебя добежит,
На миг отодвинет иное.
Но снова надвинется тьма,
Неявное, смутное что-то.
Сойти очень просто с ума
Среди грабежа и расчета.
С наскоку взяла города
Лихая нечистая сила…
Казалось, мы будем всегда,
Ведь нас на два века хватило!
…
Нет, я криком кричать не хочу.
Хоть напуган Руси нищетою,
Что воспрянуть ей не по плечу, -
Поглядите – в ней брезжит святое!
В этих девичьих брезжит глазах
Из-под ярких платочков, косынок,
Каждый юноша строг, словно инок,
Пред иконами в светлых слезах.
Это все среди свиста, галопа
Молодежного в нищей стране:
Мол, смотрите, мы тоже Европа,
Мы с Европою щас наравне!
Иль с Америкой – нам все едино,
Аллилуйя для нас – а-ля-ля!
Я взираю, как пляшет детина
Да не Муромец этот Илья.
Но колышется крестик нательный
Стуком сердца: я жив, и жива
Русь моя, и больна не смертельно –
Да развеется злая молва!
…
Погромыхивало, сверкало,
Уходило не торопясь,
Вдруг опять вблизи возникало
Раскаляясь, гремя, змеясь.
То – уставшее от накала,
Лето с солнцем теряло связь.
Связь теряю я с летом тоже;
Под лавиной солнечных стрел
Был я летом себя моложе,
Снова осенью постарел.
Но и осень не очень давит –
Неожиданно среди туч
Промелькнувшую ласку дарит
Драгоценный солнечный луч.
Словно это взяток пчелиный, -
Мал, но щедр в золотом огне,
Он стремительно и былинно
Застревает, звенит во мне.
Сколько там на часах осталось?
Паутинки блуждает нить…
Нынче света каждую малость
В сердце надобно сохранить.
…
Я с Волгою до будущего года
Простился, не подумайте – слюнтяй,
И вот в стихах прощаюсь – враз погода
Переменилась – все-таки сентябрь.
А утром было тихо и прохладно,
Под солнцем пляж был храмом бытия,
Светило солнце бережно, не жадно,
Его всем существом воспринял я.
И мне бы эту каплю золотую
Сквозь осень и сквозь зиму пронести, -
Пускай метели кружатся, лютуя,
И держат мир во тьме и взаперти!
О Волга, на твоем осеннем пляже
До скрипа утрамбуется песок,
И будет падать солнечная пряжа
Сквозь тучи иногда – наискосок.
И буду, как всегда, бродить вдоль кромки
Воспринимая этот краткий блеск
И слушать набегающий и ломкий
Твой голос, Волга, стеклянистый плеск.
И вспоминать друзей – живущих ныне
И отошедших за метель-пургу,
И мне расскажет водная пустыня
О жизни их на дальнем берегу.
Чего не разберу – домыслю в строках:
Что уходить – не значит умирать…
О Господи, вся жизнь в отрезках, сроках,
Хочу единой, как вот эта гладь!
Текущая спокойно, величаво,
Родительница грез и книг.
И нипочем ей ни позор, ни слава,
Она мощна, как лава, между них!
Песок прибрежный гладит осторожно,
И вижу вдруг сквозь вековую мглу,
Как воины какие-то тревожно
Трубят на первобытном берегу.
БАБЬЕ ЛЕТО НА ВОЛГЕ
Вновь Господь с поднебесной полки
Солнца пригоршню зачерпнул,
Снова бабье лето на Волге,
В парусах ветра ровный гул.
И вода не совсем остыла,
Лишь прохладен речной песок.
Я иду, в лете бабья сила,
Солнце светит упрямо в висок.
И у самой кромки опять я
Встану, возрасту вопреки,
Вновь почувствую бабьи объятья
Солнце позднего и реки.
И плыву я, в восторге полном
От того, что решился плыть
По осенним, по жгучим волнам
Проявив молодую прыть.
…
Краешек бабьего лета,
Завтра наступят дожди.
Главная песня не спета…
Друг мой, споешь, погоди!
Близится время Покрóва,
Светится храм Покровá,
Будет и новое слово,
Зимние лягут слова.
Только все то же, любезный
Брезжит в мелькании дней:
То же стоянье над бездной
И воспаренье над ней.
Так я к себе обращаюсь,
Тихо шепчу: «Подожди…»,
С летом я бабьим прощаюсь
И окликаю дожди.
…
Я к русской осени приехал,
К родимой средней полосе,
По ярким кленам – по застрехам –
Деревья, вижу, живы все.
Покуда жив и я – и слово
Могу покамест произнесть
Во здравие всего живого,
Которое под Богом есть.
Живет и смерти не боится,
И я не верю, что помру,
Как эта елка или птица,
Или береза на юру.
Но я, шагая мокрым логом,
Справляя жизни торжество,
Недаром произнес «под Богом», -
Незнаем Промысел Его.
А оттого еще любезней
Мне эти отчие места,
Что не противоречат бездне
Ни дух земной, ни красота.
ОСЕНЬ В ГОРОДЕ
Осень в городе, это не внове,
Он не нов, это сумрачный вид.
Замедляясь, движение крови
О несбывшемся мне говорит.
Только вдруг невзначай, почему-то,
Вопреки даже сердцу в груди,
Наступает такая минута,
Что хорошее все – впереди.
Потому ль, что к теплу неуклонно
Тянет душу, а значит, к весне,
Потому ли, что листья у клена
Облетели от ветра не все…
Пятипалые листья так алы,
Что затеплили в сердце свечу…
У осеннего клена устало
Постою, помолюсь, помолчу.
ВИТАЕТ ТЬМА…
Витает тьма меж русскими людьми,
Их разделяя, замутняет очи,
И все короче дни, длиннее ночи, -
Зима, ее душой своей корми.
Витает тьма меж русскими людьми,
Но молодежь ее не замечает,
Она сама в себе нужды не чает,
Достаточно ей плясок и любви.
Но вот зима, ее душой корми,
Не то засыплет равнодушным снегом,
Порвется нить, связующая с небом;
Витает тьма меж русскими людьми.
Склоняется над сирыми детьми
Печальными очами Приснодева.
И нас, слепых, средь вьюжного напева,
Владычица, очами обними!
И нас, слепых, очами обними,
А то совсем нас вьюги укачали…
Да будет Слово, как всегда, в начале!
…Витает тьма меж русскими людьми.
…
Я не знаю, о чем писать,
Рвать ли мне принародно жилы…
Смута нынешняя печать
На уста мои наложила.
Этой смуте 15 лет,
Окончания я не вижу,
Излучать свой яростный свет
Можно лишь в угоду престижу.
Но какой же сейчас престиж
Стихотворной звенеть строкою,
Коль читателей – с гулькин… шиш,
Да и тех я зря беспокою.
Где же прежний души накал!
Все я вижу и все я слышу…
Возраст мой меня затолкал
В безъязыкую эту нишу.
Я, наверное, уже старик,
Коль согнуло меня молчанье.
Вместо слов – вдруг внезапный вскрик
Иль томительное мычанье…
…
Не пойму, почему я грустил,
Когда было годков мне поменьше,
И хватало желаний и сил
На стихи, на поступки, на женщин…
Мне бы впору сейчас загрустить,
Поминая померкшие лица,
Всех обидчиков разом простить,
Но покуда ни с кем не проститься.
Ты привыкла быть рядом со мной
И, надеюсь, теперь не отпустишь
В эти дали, где свет неземной
Или… просто забвенье и пустошь…
Только все же томит меня грусть,
Отягчает нечаянно душу.
Положи мне головку на грудь,
Мое громкое сердце послушай.
И скажи, не трубит ли труба,
Ну а если трубит – то как долго
Мне дарить будут жизнь и судьбу
Этот город, и горы, и Волгу?
+40˚ С, САМАРА
Мы все купались на Илью пророка,
Жарищу несусветную кляня,
Но зоркое с небес смотрело око,
Как мне казалось, только на меня.
Илья, когда же мощною десницей
Ты приподымешь на дыбы коня,
Чтоб нам услышать грохот колесницы,
Увидеть спицы быстрого огня?!
Библейские не могут минуть сроки,
Но почему же в этот жар и чад
Могучие небесные пророки,
Как будто испытуя нас, молчат?!
…
Пестрый дятел в грудь мне постучал,
И желанья прежние воскресли,
Ну а то совсем я одичал,
Сидючи с газетой в мягком кресле.
Забываю дружества слова,
О любви и говорить не стоит.
«Светлая пустая голова», -
Может, скажет будущий историк.
И брожу по тропке я в лесу,
Оступаюсь иногда по пояс,
И дрожат снежинки на весу,
Если пробежит электропоезд.
Я губами эту пыль ловлю,
Все лицо в слепящей этой пыли…
Пестрый дятел, я тебя люблю,
Вновь душа и в радости и в силе!
...
Посмурнело, большие сугробы жестки,
По тропинке скользишь наугад.
Наступило предчувствие зимней тоски,
Но и чую: грядет снегопад!
Если даже не будет его, все равно
Ожидание душу смягчит,
Верить в лучшее нам от рожденья дано,
Не Господь ли вручил этот щит!
Сомневаясь, мы верим, но будет крепка
Вера внуков на зимней Руси!
… То ль метель, то ли ангела машет рука,
То ли гуси трубят в небеси…
…
Почему стала в тягость зима?
Как бодрили ее снегопады!
Даже эта вот ранняя тьма,
Коей ныне мы вовсе не рады.
Я себя называю на «мы»,
Видя сверстников скушные лица;
И не солнышко ясное снится,
А громадное чудище тьмы.
Но сегодня вдруг красный закат
На полнеба – предвестье мороза,
Словно уж не вернется назад
Тьмы декабрьской гнетущая проза.
Нет, вернется. Но свет этот так
Всемогущ, с синевой вперемежку.
Что оставил он красную вешку
Прямо в сердце сквозь холод и мрак.
И живу с этим красным цветком,
Вновь перо прикоснулось к бумаге.
Да пребуду и дальше во благе,
Полнокровною жизнью влеком!
…
Снегири прилетели, но их не видать,
Лишь слышны голоса иногда,
И подсела, скукожилась зимняя стать,
Старикам эта наледь – беда…
Как хочу я в окне увидать снегиря,
Чтоб на ветке качался, стервец,
Чтобы пел, что его породила заря,
Что придет снегопад наконец.
И на наледь, старушечью эту беду,
Белопенные лягут снега…
Ничего не хочу, никуда не иду,
Только память одна – ни о чем, ни о ком,
Только слабый мерцающий свет…
Нет – о том, как вдоль речки бегу босиком
Я, малец, никакой не поэт.
Иль о том, как я вижу в окне снегиря,
Ну а в печке пылают дрова,
И зима холодами не давит зазря,
И рождаются полу-слова.
Не слова еще – полу, марать ими лист
Никакого хотения нет.
Я лежу на диване и слушаю свист
Снегиря, я школяр, не поэт.
Так бы мне и остаться, не ведать вовек,
Как рождается слово в поту,
Снегирю бы внимать сквозь искрящийся снег,
Золотую копить немоту.
ВОРОНА
Над рвущим душу маршем похоронным,
Над трауром, где золотилась нить,
Летела равнодушная ворона
В надежде где-нибудь перекусить.
Вождя очередного на лафете
Везли туда, откуда нет пути,
Но все смотрели – взрослые и дети –
На ту ворону, Господи прости!
Она была летучим темным знаком,
Что исключенья нету для вождей,
И… для тебя, хоть ты поставил на кон
Весь дар свой… Поиграй им, повладей!
Но что-то в рассужденьи не сходилось:
Хоть всем нам путь в безвыходную тьму,
Твой дар ниспослан был как Божья милость,
Как теплый луч Господень. А – ему?..
…
Что-то из души пропало,
Рифмы есть, но нет души,
Ну а рифм, конечно, мало,
Хоть ты день и ночь пиши.
Может, возраст? Я не знаю,
Словно от себя отвык…
Ах, душа моя больная,
Обрети былой язык!
Обрети свои печали,
Возврати свою любовь
К снегопадам, что качали
Мое сердце вновь и вновь!
Эти зимние качели
Расхотели раскачать,
Эти быстрые недели, -
Им одна лишь память вспять.
Не качели – ветер в спину
Гонит, гонит – а куда?
Воет, воет: «Я ль не скину
С плеч твоих твои года!
И опять вернешься, милый,
К изначальному нулю!»
«Не страшай меня могилой,
Я покуда жизнь люблю!
Я люблю ее закаты,
Хоть восходы мне милей…»
Повернул… Куда, куда ты?
Ветер, ветер, дуралей…
…
Оживает потихоньку лес
После лютых и глухих морозов,
И синичий перезвон воскрес,
И снегирь всей грудью важно розов.
Ах душа печальная моя,
Вроде бы и ты порозовела,
В снегопаде выпрямилось тело,
Силу страсти в сердце затая.
Значит, я могу еще любить,
Любоваться женщинами страстно,
Значит, я могу еще лепить
Образ недоступный и прекрасный.
И страдать у стройных ног не той,
Кою мое сердце сотворило.
Пусть и так, я нынче холостой,
Зазвенела молодая жила.
… Что же это я наговорил?
Господи, язык мой – враг мой, право…
Но беда ли, если свет мне мил,
И мила еще страстей отрава.
…
Белесыми стали и ветви и ветки,
Туман, предвесенье, и нервы шалят,
Однако и солнца набеги нередки,
И помнится девичий пристальный взгляд.
Тебе ли робеть от внезапного взгляда,
Когда не указ ныне годы твои…
Но все-таки тонкая блещет преграда
Меж ней и тобой… на бумаге твори.
Но можно ли то сотворить на бумаге,
Что бьется в груди горячо-горячо?..
Бумагу прожгу я слезами отваги,
Коль быть молодецким не в силах плечо.
Отвага моя вся в слезах изольется,
Хотя не слезинки не выдавлю я,
И солнцем пространство в груди отзовется,
И мерно продолжится шаг бытия…
